Я куст банана посадил…

Тама мацури. Поминание усопших

Здесь «оно-оно хана-но тэгара» – буквально – «у каждого цветка свой характерный вид», поэтому меня несколько удивляет самый известный перевод этого хайку: «О, сколько их на полях, но каждый цветёт по-своему. Вот высший подвиг цветка!» Звучит перевод, конечно, красиво, но «подвиг» – это уже «соавторство».

Так начался новый этап в творчестве Басё и его единомышленников. А больше всех повлиял на мировоззрение поэта в период, когда он, проводя время в «куса-но то» – «хижине из травы», отгородил себя от активной светской жизни, священник соседнего прихода-молельни, служивший когда-то настоятелем известного храма, но покинувший свой пост и потерявший сан после личного конфликта с представителями могущественного клана Токугава Иэясу. Возможно, именно этот священник своими нравоучениями и наставлениями убедил светского стихотворца изменить образ жизни и превратиться в странствующего поэта-отшельника.

За годы в Эдо Басё издал много стихов, среди которых были и шедевры, и в то же время довольно ординарные «ку», ориентированные на вкусы составителей популярных брошюр для непритязательной публики. С 1676-го по 1680-й год он сочинил более двухсот стихов, дошедших до нашего времени благодаря изданным в тот период сборникам. В хронологиях поэта, составленных исследователями, проставлены даты публикаций и подробные сведения об издателях и издательствах, выпускавших сборники сочинений Басё, поэтому любой желающий может легко получить доступ ко всем хайку поэта и современной трактовке смысла строчек его стихов.

Я сделаю перевод лишь некоторых хайку того периода.

В сборнике «Эдо Сангин» под псевдонимом Тосэй. 1676-й год.

Мой перевод:

Рыба-фугу, она же «рыба-собака», очень известна своим сильным ядом, поражающим нервную систему. До сих пор встречаются случаи смертельного исхода среди людей, отведавших блюда из этой рыбы. В списке «ушедших» есть и россияне. Басё решил попробовать суп из фугу в период, когда концентрация яда в ней максимальная – осень-зима. И был разочарован – с ним ничего не случилось.

Следующий стих о том, как Басё по пути из Эдо в Ига во время второго посещения родного края встретился с местными поэтами и передал им «подарок» – ветер священной горы Фудзи, которой он смог полюбоваться:

Перевожу:

Лёгкий юмор чувствуется во многих «ку» того периода:

Хайку о кукушке – одной из наиболее часто встречающихся птиц в японской поэзии, как и растение «мискант» – «дальневосточный ковыль». Басё в хайку упомянул оба слова:

Конечно, не шедевр, но улыбку на лицах слушающих такие стихи тогда точно вызывали.

Материально приземлённый проблемами оплаты своего собственного существования Басё пародирует на тему стоимости земли в Эдо:

В то время квартал Тооритё в столице был богатым торговым и увеселительным районом с очень высокой стоимостью земли. Сейчас это «задний план» хорошо известного туристам района Акихабара – настоящего «рая» радиоэлектронных товаров. Теперь там много оптовых складов и земля уже не такая дорогая, как в середине 17-го века.

Стих о сливе и иве – тоже типичных для поэзии символов природной красоты, написанный в стиле лёгкой шутки:

Мой перевод:

Немного философии, навеянной осенним мрачным днём:

Подражая новому, близко к вульгарному стилю «данрин», Басё тоже не брезговал тогда словечками разговорного быта:

«Какэбари» – мочиться на бегу. Попробую перевести:

Стиль перевода «сниженный», зато почти буквальный. В те годы Басё сочинил много разного рода простеньких стишков, таких как «дождь наполнил пруд, и аист выглядит коротконогим», «увидишь первый цветок сакуры и проживёшь на 75 лет дольше» и подобных, которые тогда составляли большинство его произведений, но я не вижу особого смысла их переводить, поскольку куда интереснее и глубже то, что поэт писал в последующие годы.

Самоизоляция Басё всё же длилась недолго. Один за другим его навещали ученики, помогавшие обустроить новое жилище. Некоторые из них даже дарили мешочки с рисом. Если раньше они пополняли рисовое хранилище Басё – большую высушенную полую тыкву, расплачиваясь мешочками риса в качестве платы за обучение, то теперь каждый старался как мог обеспечить едой оставшегося в доме без помощников одинокого наставника. Рис тогда фактически являлся не только основной едой, но и мерой богатства и средством расчётов, эквивалентным денежным знакам. В этот раз ученики оказались настолько щедрыми, что восхитившийся их добротой Басё написал явно благодарственный хайку: